Стоило разглядеть как следует разделявшую две армии местность, как можно было сразу понять, в чем просчитался молодой король Шотландии, расположивший свои силы чуть южнее поваленного путевого креста и сожженных хижин. Мало того, что из-за узости гребня шотландцы не могли расширить свой фронт и обойти численно уступавших им англичан с флангов, так еще и все это неудачно выбранное поле боя перегораживали плотные живые изгороди из терновника и по меньшей мере одна каменная стена. Никакая армия не могла пойти в атаку по такой местности, сохранив при этом целостность своего строя, но шотландский король, похоже, был уверен, что англичане нападут первыми. Его люди выкрикивали оскорбления в надежде спровоцировать атаку, но ряды англичан оставались неколебимыми.
Глумливые выкрики шотландцев сделались еще громче, когда из английских рядов выехал рослый всадник на могучем скакуне. В черную гриву боевого коня были вплетены пурпурные ленты, а покрывавшая его роскошная, расшитая изображениями золотых ключей попона была столь длинной, что волочилась по земле. Голова коня была защищена кожаной пластиной, на которой был укреплен серебряный рог, изогнутый, как у геральдического единорога. Закованный в сверкающие, отполированные до блеска доспехи всадник надел поверх панциря великолепное сюрко без рукавов, окрашенное пурпуром и золотом. Те же цвета носила и его свита: паж, знаменосец и дюжина следовавших за ним рыцарей. Вместо меча рослый всадник был вооружен «утренней звездой» – шипастой булавой. Стоило ему появиться, как шотландские барабанщики удвоили свои усилия, шотландские солдаты принялись выкрикивать оскорбления, а англичане, напротив, приветствовали всадника громкими возгласами. Он поднял руку в латной рукавице, призывая к тишине.
– Нам предстоит выслушать напутствие Его Преосвященства, – хмуро сказал лорд Аутуэйт. – До чего же он любит поговорить.
Рослый человек был, очевидно, архиепископом Йоркским, и, когда английские воины умолкли, он снова воздел правую руку над шлемом с пурпурным плюмажем и размашисто сотворил крестное знамение.
– Dominius vobiscum! [Господь среди нас – лат.] – возгласил прелат. – Dominius vobiscum! – Он проехал вдоль строя, повторяя это обращение и после каждого заверения в том, что Бог в этой битве будет на стороне англичан, добавляя: – Сегодня вам предстоит убивать врагов Господа! – Чтобы перекрыть шум и гам неприятельского войска, ему приходилось кричать изо всей мочи: – Господь на вашей стороне, и вы угодите Ему, наполнив Шотландию сиротами и вдовами! Вы повергнете всю Шотландию в скорбь, справедливо покарав нечестивцев и безбожников. Владыка воинств с вами! Мщение Божье да преисполнит мощью ваши десницы!
Его Преосвященство со своей вдохновенной речью объезжал строй от фланга к флангу, и даже конь архиепископа картинно гарцевал, горделиво вскидывая голову. Последние остатки тумана рассеялись, и, хотя в воздухе еще царила прохлада, солнце уже дарило первое тепло и его лучи поблескивали на тысячах шотландских клинков. Из города прикатила пара легких повозок, и около дюжины женщин принялись раздавать вяленую селедку, хлеб и кожаные баклаги с элем.
Оруженосец лорда Аутуэйта принес пустой бочонок из-под селедки, чтобы его светлость мог сесть. Какой-то боец из числа стоявших неподалеку играл на тростниковой дудочке, и брат Михаил изрядно потешил лорда, спев старую деревенскую песенку про барсука и продавца индульгенций. Отсмеявшись, Аутуэйт кивком указал на разделявшее противников пространство, где съехались, приветствуя друг друга поклонами, два всадника, по одному от каждой армии.
– Экие мы нынче куртуазные, – проворчал он.
Английский герольд носил поверх лат пышный, расшитый символами его сана плащ, шотландцы же, за неимением настоящего герольда, послали на встречу священника. Посланцы враждующих сторон немного поговорили и разъехались обратно. Англичанин, остановившись перед своими, развел руками, давая понять, что шотландцы упрямы.
– Они что, забрались так далеко на юг и не желают сражаться?! – возмутился приор.
– Шотландцы хотят, чтобы мы первые начали сражение, – рассудительно пояснил лорд Аутуэйт, – а мы хотим от них того же самого.
Герольды встретились, чтобы обсудить, как должна проходить битва, а поскольку каждая сторона недвусмысленно призвала противника напасть первым и получила столь же недвусмысленный отказ, шотландцы снова попытались спровоцировать англичан оскорблениями. Некоторые из врагов продвинулись на расстояние выстрела из лука и принялись кричать, что англичане – свиньи, а их матери – свиноматки, но когда какой-то лучник поднял оружие, чтобы ответить на оскорбление выстрелом, английский капитан крикнул, чтобы никто не смел тратить стрелы в обмен на слова.
– Трусы! – Какой-то шотландец решился подбежать поближе к английской армии. – Трусливые ублюдки! Ваши матери – шлюхи, которые выкормили вас козлиной мочой! Ваши жены – свиноматки! Шлюхи и свиноматки! Вы слышите меня? Вы ублюдки! Английские ублюдки! Дерьмо дьявола!
Сила его ненависти была такова, что шотландец просто зашелся от гнева. У этого типа была всклоченная борода, а одет он был в рваный килт и кольчугу, свисавшую спереди до колен, но сзади доходившую лишь до пояса, что дало ему возможность повернуться и показать англичанам голую задницу. Вообще-то, враг надеялся, что они посчитают это оскорблением, но в ответ раздался лишь взрыв хохота.
– Рано или поздно им придется на нас напасть, – спокойно сказал лорд Аутуэйт. – В противном случае они будут вынуждены вернуться домой ни с чем, а я не могу представить себе такой поворот событий. Ну не стали бы шотландцы собирать этакую армию, не будь у них надежды хорошенько поживиться…
Шотландцы, однако, упорно не двигались с места, англичан же для наступления было слишком мало, хотя армия архиепископа беспрерывно увеличивалась за счет присоединявшихся к ней окрестных жителей. Другое дело, что это по преимуществу был сельский люд, не имевший доспехов и вооружившийся тем, что подвернулось под руку, – топорами, вилами да мотыгами.
Уже близился полдень, солнце сгоняло с земли прохладу, так что солдаты, в своих кольчугах и кожаных подкольчужниках, изрядно вспотели. Двое служек приора – мiряне, служившие при обители, – пригнали одноконную повозку, наполненную бочонками пива, мешками с хлебом, ящиками с яблоками и кругами сыра, а дюжина послушников и молодых монахов принялась разносить снедь по рядам. Многих воинов обеих армий уже сморил сон, и даже шотландские барабанщики перестали молотить в свои барабаны и положили их на траву. Дюжина воронов описывала круги над головой, и англичане, подумав, что их присутствие предвещает смерть, творили крестное знамение, а когда зловещие черные птицы улетели на север, почувствовали облегчение...
Глумливые выкрики шотландцев сделались еще громче, когда из английских рядов выехал рослый всадник на могучем скакуне. В черную гриву боевого коня были вплетены пурпурные ленты, а покрывавшая его роскошная, расшитая изображениями золотых ключей попона была столь длинной, что волочилась по земле. Голова коня была защищена кожаной пластиной, на которой был укреплен серебряный рог, изогнутый, как у геральдического единорога. Закованный в сверкающие, отполированные до блеска доспехи всадник надел поверх панциря великолепное сюрко без рукавов, окрашенное пурпуром и золотом. Те же цвета носила и его свита: паж, знаменосец и дюжина следовавших за ним рыцарей. Вместо меча рослый всадник был вооружен «утренней звездой» – шипастой булавой. Стоило ему появиться, как шотландские барабанщики удвоили свои усилия, шотландские солдаты принялись выкрикивать оскорбления, а англичане, напротив, приветствовали всадника громкими возгласами. Он поднял руку в латной рукавице, призывая к тишине.
– Нам предстоит выслушать напутствие Его Преосвященства, – хмуро сказал лорд Аутуэйт. – До чего же он любит поговорить.
Рослый человек был, очевидно, архиепископом Йоркским, и, когда английские воины умолкли, он снова воздел правую руку над шлемом с пурпурным плюмажем и размашисто сотворил крестное знамение.
– Dominius vobiscum! [Господь среди нас – лат.] – возгласил прелат. – Dominius vobiscum! – Он проехал вдоль строя, повторяя это обращение и после каждого заверения в том, что Бог в этой битве будет на стороне англичан, добавляя: – Сегодня вам предстоит убивать врагов Господа! – Чтобы перекрыть шум и гам неприятельского войска, ему приходилось кричать изо всей мочи: – Господь на вашей стороне, и вы угодите Ему, наполнив Шотландию сиротами и вдовами! Вы повергнете всю Шотландию в скорбь, справедливо покарав нечестивцев и безбожников. Владыка воинств с вами! Мщение Божье да преисполнит мощью ваши десницы!
Его Преосвященство со своей вдохновенной речью объезжал строй от фланга к флангу, и даже конь архиепископа картинно гарцевал, горделиво вскидывая голову. Последние остатки тумана рассеялись, и, хотя в воздухе еще царила прохлада, солнце уже дарило первое тепло и его лучи поблескивали на тысячах шотландских клинков. Из города прикатила пара легких повозок, и около дюжины женщин принялись раздавать вяленую селедку, хлеб и кожаные баклаги с элем.
Оруженосец лорда Аутуэйта принес пустой бочонок из-под селедки, чтобы его светлость мог сесть. Какой-то боец из числа стоявших неподалеку играл на тростниковой дудочке, и брат Михаил изрядно потешил лорда, спев старую деревенскую песенку про барсука и продавца индульгенций. Отсмеявшись, Аутуэйт кивком указал на разделявшее противников пространство, где съехались, приветствуя друг друга поклонами, два всадника, по одному от каждой армии.
– Экие мы нынче куртуазные, – проворчал он.
Английский герольд носил поверх лат пышный, расшитый символами его сана плащ, шотландцы же, за неимением настоящего герольда, послали на встречу священника. Посланцы враждующих сторон немного поговорили и разъехались обратно. Англичанин, остановившись перед своими, развел руками, давая понять, что шотландцы упрямы.
– Они что, забрались так далеко на юг и не желают сражаться?! – возмутился приор.
– Шотландцы хотят, чтобы мы первые начали сражение, – рассудительно пояснил лорд Аутуэйт, – а мы хотим от них того же самого.
Герольды встретились, чтобы обсудить, как должна проходить битва, а поскольку каждая сторона недвусмысленно призвала противника напасть первым и получила столь же недвусмысленный отказ, шотландцы снова попытались спровоцировать англичан оскорблениями. Некоторые из врагов продвинулись на расстояние выстрела из лука и принялись кричать, что англичане – свиньи, а их матери – свиноматки, но когда какой-то лучник поднял оружие, чтобы ответить на оскорбление выстрелом, английский капитан крикнул, чтобы никто не смел тратить стрелы в обмен на слова.
– Трусы! – Какой-то шотландец решился подбежать поближе к английской армии. – Трусливые ублюдки! Ваши матери – шлюхи, которые выкормили вас козлиной мочой! Ваши жены – свиноматки! Шлюхи и свиноматки! Вы слышите меня? Вы ублюдки! Английские ублюдки! Дерьмо дьявола!
Сила его ненависти была такова, что шотландец просто зашелся от гнева. У этого типа была всклоченная борода, а одет он был в рваный килт и кольчугу, свисавшую спереди до колен, но сзади доходившую лишь до пояса, что дало ему возможность повернуться и показать англичанам голую задницу. Вообще-то, враг надеялся, что они посчитают это оскорблением, но в ответ раздался лишь взрыв хохота.
– Рано или поздно им придется на нас напасть, – спокойно сказал лорд Аутуэйт. – В противном случае они будут вынуждены вернуться домой ни с чем, а я не могу представить себе такой поворот событий. Ну не стали бы шотландцы собирать этакую армию, не будь у них надежды хорошенько поживиться…
Шотландцы, однако, упорно не двигались с места, англичан же для наступления было слишком мало, хотя армия архиепископа беспрерывно увеличивалась за счет присоединявшихся к ней окрестных жителей. Другое дело, что это по преимуществу был сельский люд, не имевший доспехов и вооружившийся тем, что подвернулось под руку, – топорами, вилами да мотыгами.
Уже близился полдень, солнце сгоняло с земли прохладу, так что солдаты, в своих кольчугах и кожаных подкольчужниках, изрядно вспотели. Двое служек приора – мiряне, служившие при обители, – пригнали одноконную повозку, наполненную бочонками пива, мешками с хлебом, ящиками с яблоками и кругами сыра, а дюжина послушников и молодых монахов принялась разносить снедь по рядам. Многих воинов обеих армий уже сморил сон, и даже шотландские барабанщики перестали молотить в свои барабаны и положили их на траву. Дюжина воронов описывала круги над головой, и англичане, подумав, что их присутствие предвещает смерть, творили крестное знамение, а когда зловещие черные птицы улетели на север, почувствовали облегчение...
